РОМАН СИГМЕРА "ВСЕ ГРЕХИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА"

re:РОМАН СИГМЕРА "ВСЕ ГРЕХИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА"

Близкие люди. ближе не будет.
Друг друга нам не обмануть.
Кончится вьюга и нам друг друга.
Можно простить, но уже не вернуть.
А. Пугачёва

Исповедь.

Годы. псевдоним времени. Бросят мощной бадминтонной подачей через
жизнь, и нет тебя, как стремления, ходит, лишь, по квартире
ты-воспоминание. Воспоминание хмурое и угрюмое, холодное и
недоверчивое. Годы-года, как огромный сундук, набитый парчовыми
халатами, вышедшими из моды. Ласкают память и занимают место.
Минуло тридцать лет размеренной жизни, с тихими радостями и не менее
тихими скорбями. Городок наш все также пьёт и ждёт новостей. Только
лица сменились. Видимо, участь России . менять лица, чтобы спасти
сущность. А сущность эта колоколами и колокольчиками реагирует на
русскую душу, поднимает тревогу и тревожку в этой
непостоянно-монолитной субстанции.

***
В главном храме Троицкого монастыря тихо. Свечи, ладан, иконы. Отец
Арсений пудовым ключищем открывает дверь. Крест. поклон. Христе
Боже, благослови , и привычными шагами в алтарь. Утро выдалось
морозное, надо хорошо протопить. Звёзды, казалось, примерзли к
небосводу и словно утерянные жемчужины, игольчато подмигивали
романтикам, манили посредством космоса искупаться в мечтах.
Отец Арсений отошел от окна, вздохнул и поплыл открывать мощевики и
зажигать свечи. Лики святых, столь близкие ему и знакомые, сегодня
смотрели строго и вопрошающе. Что-то тревожило его в это утро.
Вообще, последнее время стало как-то неуютно на душе у священника.
Все чаще всплывали в памяти картины прошлого. И за всей этой пёстрой
акварелью праздного детства возвышалась мрачная скала глядящего в
вечность одиночества; что-то не доделал он там, за оградой, укрывшей
его от нетерпеливого и суетного мира, что-то якорем остановило его
душу и держит уже много лет. И это тяготило. Зажигая лампадку перед
образом Пресвятой Богородицы, отец Арсений перекрестился и
поклонился в пояс.
- Божия Матушка, не остави меня своею благодатию! На душе мне тяжко!
Рассуди и устрой о мне вещь! Дай мне знак, Пресвятая Богородица!
Избави мя от скорби и хандры! Направи мя на искупление грехов и
открой мне правду моей душевной тяжести!
Он двинулся дальше, здороваясь с иконами и размашисто накладывая на
себя крест. Густая черная борода и не менее густые брови скрывали
синие глаза и пунцовые губы. Ряса сливалась с черными, как смоль,
волосами и с церковной темнотой, временами растворяя фигуру,
превращая её в тень.
От темноты неосвещённых келий одна за другой отделялись силуэты
братьев. Похрустывая свежим снегом, таким девственным, они неспешно
двигались в игуменский дом, чтоб, взяв благословение, идти в храм на
утреннюю.
Отец Арсений прошел в дверь перед алтарём, в комнату, где стоял
большой камин. Он старательно положил с вечера приготовленные дрова,
засунул газету и стал поджигать. Но спички искрометно отказывались
выполнять свою функцию.
- Отсырели, что ли?
- Как и твоя жизнь! . раздался за спиной беззубый голос. Священник
вздрогнул, резко поднялся и обернулся. В трех шагах от него стояла
старуха. Простоволосая, с мертвенно-белым сухим и перекошенным от
злости лицом, она пристально смотрела на монаха, - Вот ты какой!
Душегуб в святом облачении!
Она стала угрожающе подступать, и отец Арсений увидел в ее руке нож.
- Что вам надо? Побойтесь Бога! . он стал испуганно отодвигаться от
неё.
- Бога? А какого из твоих богов? Того, что кругом на стенах нарисован
или того, которого ты убил? Что, не узнаешь? Время потрепало, пока я
искала тебя!
- Господи, помилуй, - отец Арсений взялся правой рукой за крест.
- Не помилует! Знай, что ты никогда не скроешься от себя! Ты посмел
забыть его! Ты попытался посметь забыть его! Но этому не бывать! Я
любила его, а ты отнял у меня всё. Но он не умер, он во мне, в тебе,
вот почему я всё-таки нашла тебя. Он меня учит, незримо присутствуя в
крови и сердце. Он и привел меня сюда. И я скажу тебе. скажу. всё
скажу!!! Ты уйдешь отсюда, потому что дуру сумасшедшую я из-за тебя
задушила, потому что твой выродок ждет тебя и плачет каждый день в
ожидании папочки. Я сделала его жизнь мучением, но мне мало этого, я
хочу, чтобы всё, что ты делаешь, приносило страдание. И я здесь.
Знай, никого он не простил, когда ушел. Вспомни кошку, и Диму
Варламова вспомни! А я теперь свободная, потому что всё на тебе и
из-за тебя!
Старуха неожиданно выхватила нож, высоко подняла над головой, и с
размаху всадила его себе в живот. Пронзительно взвизгнув, она осела,
а затем тряпично упала на бок. Отец Арсений закрыл глаза и у него
вырвался истошный крик. В ушах повторялся этот ужасный звук
падающего тела и имена, имена, имена. Неожиданное колоссальное
напряжение, которое фонтаном слёз, перемешанных с мыслью,
высвобождалось от него, не давало сил сдвинуться с места.
Первыми на крик прибежали двое трудников. Один бросился к старухе, а
второй к священнику. Отца Арсения трясло, рот был широко раскрыт,
будто он хотел что-то громко сказать, но звуки, которые выходили,
напоминали лишь судорожные выдохи.
В огромной луже крови, предсмертно хрипя и рыбно шевеля губами,
лежала старая женщина. Она пыталась еще некоторое время что-то
сказать, но, наконец, закатила глаза и замерла. В этот момент отец
Арсений вытянулся, как струна, вскрикнул и рухнул подкошенной
травой.
А потом? Потом три дня отец Арсений был в бреду. Ему виделись пещеры,
много пещер. И в каждой его ждали, хотели что-то рассказать. И так уж
не хотелось ему в них входить, что он бросался в пропасть. Но каждый
раз мягко приземлялся и оказывался снова перед этими пещерами.
У его постели круглосуточно дежурили сестры. Матушка Евпраксия,
полная добрушка, читала Евангелие, когда он открыл глаза. Монахиня
прервала чтение, перекрестилась и тихонько спросила:
- Ну, что? Очухался, горемыка? Уж сколько раз говорили: отдыхай,
отдыхай. Нет, все работаешь, да читаешь. Эти книжки-то все умные до
доброго не доведут.
- Матушка, позовите отца Алексея.
- Да отдохни, три дня беспокойно лежал, уж не знали, что и думать.
- А что с . женщиной?
- Какой женщиной?
- Которая. в храме. лежала.
- Господь с тобой. Уж это тебе причудилось. Ты еще слаб. На, попей
морс клюквенный.
- Нет, не почудилось мне, женщина. себя заколола.
- Успокойся. Отец Арсений, вам покой нужен. Вы все про какую-то кошку
бредили. Настоятель хотел уже в больницу отправить. Да отец Алексей
за вас просил.
В дверь постучали: Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе
Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго по велицей милости Твоей .
- Аминь! . с надеждой произнес отец Арсений. Матушка Евпраксия сразу
встала, поклонилась и, низко опустив голову, удалилась.
Вошел отец Алексей, худощавый, невысокий, с широким лбом и синими
глазами, монах. Он был духовником и самым лучшим другом у Арсения.
Только ему он исповедовался. Дружили они очень давно. Практически
вместе они пришли в монастырь и с тех пор . не-разлей-вода. Арсений
часто говорил отцу Алексею о своей мирской жизни, но в этот раз,
очевидно, хотел сказать что-то особенное. Он серьезно посмотрел в
глаза другу.
- Отец Алексей! Вы должны выслушать меня! Только обещайте, что
выслушаете. Мне это нужно сказать, душа моя тяготится от
недосказанного.
- Говорите. Я вас понимаю. Я чувствую, что мы говорим с вами
последний раз.
- Да, отец Алексей. Я настолько много успел нагрешить, что не в силах
быть здесь. И главный мой грех заключается в том, что все это время я
носил в себе ожидание того момента, когда выйду отсюда. Я скажу вам
то, что держал в себе всю жизнь, как самую страшную клятву, которую
дал своей душе.
- Я думаю, что Господь простит вас. Он любит вас, просто укрыл вашу
ранимую душу от бед, а теперь выпускает.
- Нет. Я давно мирской, но как оборотень ношу маску священника. Мне
тяжела эта ноша, непосильно тяжела. Я страдаю. В моей жизни был один
человек, которого я до сих пор не могу перестать любить. За него я
молюсь каждый день. Все эти долгие тридцать лет. И он стал моим
атрибутом, моей частью, моим богом. - отец Арсений приподнялся на
кровати, уткнулся в плечо другу и заплакал.
- Господь простит. Говорите.
- Я не знаю, что сказать о своей жизни! Вместе со стадом Божиим я
сошел с ума и лечу в пропасть, уготованную демонам. Но в этом
падении я чувствую силу очищения. Сей ветер пронзает зло, сидящее
внутри меня. И я благодарен не только Богу за все испытания,
посланные мне. Еще есть. был. есть человек, о котором я буду помнить
и молиться всегда. Что есть мы без испытаний, без унижений? Без них
каждый . неуправляемая единица толпы. И в хаотическом движении этих
единиц проявляется лик ядерного человека и будущего, безобразной
маской закрывшего, но ненадолго, дух этого человека. Необходимо,
чтобы внутри каждого тела рождалась истовая душа, преисполненная
добра и сострадания. Но еще необходимо, чтобы внутри нее конечной
инстанцией разложения, атомом, рождался элемент Зла. Ведь в вечном
подавлении и противостоянии проявляется деятельность, а деятельность
. всё! Это жизнь. Во мне что-то сломалось, какой-то невидимый
механизм повел мою мысль в русло, противоположное течению общества.
И я чувствую, как новый Царёв, эмбрионом безумия, начинает развитие
внутри моей души. Все эти годы, изо дня в день, я думал о нем, и
этот человек навсегда останется загадкой, тайной моего сознания и
тайной рождения моего самосознания. Им отравлено понимание
правильности мира, его законов, и временами мне кажется, что он и
есть проявление Бога в современной жизни. Я проклинаю себя!
Он встал, сорвал с себя крест и положил его в руку отца Алексея.
Затем как-то неестественно, по-солдатски быстро, оделся в мирскую
одежду, и с полузакрытыми глазами спешно вышел из кельи.

***
Сидит на одиноком стуле отец Алексей, лежит в сырой земле Артем и
Димка, гуляет ветер в старом неубранном доме, плачет у окна и ждет
отца тридцатилетний инвалид Андрей Дудойкин, а жизнь проклятым
временем и шумом событий пеленает новые формации на заклание
регрессирующему прогрессу. И не нужно его останавливать. Пусть
течет.

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

Близкие люди… ближе не будет…
Друг друга нам не обмануть…
Кончится вьюга и нам друг друга…
Можно простить, но уже не вернуть.
А. Пугачёва

Исповедь.

Годы… псевдоним времени. Бросят мощной бадминтонной подачей через жизнь, и нет тебя, как стремления, ходит, лишь, по квартире ты-воспоминание. Воспоминание хмурое и угрюмое, холодное и недоверчивое. Годы-года, как огромный сундук, набитый парчовыми халатами, вышедшими из моды. Ласкают память и занимают место.
Минуло тридцать лет размеренной жизни, с тихими радостями и не менее тихими скорбями. Городок наш все также пьёт и ждёт новостей. Только лица сменились. Видимо, участь России – менять лица, чтобы спасти сущность. А сущность эта колоколами и колокольчиками реагирует на русскую душу, поднимает тревогу и тревожку в этой непостоянно-монолитной субстанции.

***
В главном храме Троицкого монастыря тихо. Свечи, ладан, иконы. Отец Арсений пудовым ключищем открывает дверь. Крест… поклон… «Христе Боже, благослови», и привычными шагами в алтарь. Утро выдалось морозное, надо хорошо протопить. Звёзды, казалось, примерзли к небосводу и словно утерянные жемчужины, игольчато подмигивали романтикам, манили посредством космоса искупаться в мечтах.
Отец Арсений отошел от окна, вздохнул и поплыл открывать мощевики и зажигать свечи. Лики святых, столь близкие ему и знакомые, сегодня смотрели строго и вопрошающе. Что-то тревожило его в это утро. Вообще, последнее время стало как-то неуютно на душе у священника. Все чаще всплывали в памяти картины прошлого. И за всей этой пёстрой акварелью праздного детства возвышалась мрачная скала глядящего в вечность одиночества; что-то не доделал он там, за оградой, укрывшей его от нетерпеливого и суетного мира, что-то якорем остановило его душу и держит уже много лет. И это тяготило. Зажигая лампадку перед образом Пресвятой Богородицы, отец Арсений перекрестился и поклонился в пояс.
- Божия Матушка, не остави меня своею благодатию! На душе мне тяжко! Рассуди и устрой о мне вещь! Дай мне знак, Пресвятая Богородица! Избави мя от скорби и хандры! Направи мя на искупление грехов и открой мне правду моей душевной тяжести!
Он двинулся дальше, здороваясь с иконами и размашисто накладывая на себя крест. Густая черная борода и не менее густые брови скрывали синие глаза и пунцовые губы. Ряса сливалась с черными, как смоль, волосами и с церковной темнотой, временами растворяя фигуру, превращая её в тень.
От темноты неосвещённых келий одна за другой отделялись силуэты братьев. Похрустывая свежим снегом, таким девственным, они неспешно двигались в игуменский дом, чтоб, взяв благословение, идти в храм на утреннюю.
Отец Арсений прошел в дверь перед алтарём, в комнату, где стоял большой камин. Он старательно положил с вечера приготовленные дрова, засунул газету и стал поджигать. Но спички искрометно отказывались выполнять свою функцию.
- Отсырели, что ли?
- Как и твоя жизнь! – раздался за спиной беззубый голос. Священник вздрогнул, резко поднялся и обернулся. В трех шагах от него стояла старуха. Простоволосая, с мертвенно-белым сухим и перекошенным от злости лицом, она пристально смотрела на монаха, - Вот ты какой! Душегуб в святом облачении!
Она стала угрожающе подступать, и отец Арсений увидел в ее руке нож.
- Что вам надо? Побойтесь Бога! – он стал испуганно отодвигаться от неё.
- Бога? А какого из твоих богов? Того, что кругом на стенах нарисован или того, которого ты убил? Что, не узнаешь? Время потрепало, пока я искала тебя!
- Господи, помилуй, - отец Арсений взялся правой рукой за крест.
- Не помилует! Знай, что ты никогда не скроешься от себя! Ты посмел забыть его! Ты попытался посметь забыть его! Но этому не бывать! Я любила его, а ты отнял у меня всё. Но он не умер, он во мне, в тебе, вот почему я всё-таки нашла тебя. Он меня учит, незримо присутствуя в крови и сердце. Он и привел меня сюда. И я скажу тебе… скажу… всё скажу!!! Ты уйдешь отсюда, потому что дуру сумасшедшую я из-за тебя задушила, потому что твой выродок ждет тебя и плачет каждый день в ожидании папочки. Я сделала его жизнь мучением, но мне мало этого, я хочу, чтобы всё, что ты делаешь, приносило страдание. И я здесь. Знай, никого он не простил, когда ушел. Вспомни кошку, и Диму Варламова вспомни! А я теперь свободная, потому что всё на тебе и из-за тебя!
Старуха неожиданно выхватила нож, высоко подняла над головой, и с размаху всадила его себе в живот. Пронзительно взвизгнув, она осела, а затем тряпично упала на бок. Отец Арсений закрыл глаза и у него вырвался истошный крик. В ушах повторялся этот ужасный звук падающего тела и имена, имена, имена. Неожиданное колоссальное напряжение, которое фонтаном слёз, перемешанных с мыслью, высвобождалось от него, не давало сил сдвинуться с места.
Первыми на крик прибежали двое трудников. Один бросился к старухе, а второй к священнику. Отца Арсения трясло, рот был широко раскрыт, будто он хотел что-то громко сказать, но звуки, которые выходили, напоминали лишь судорожные выдохи.
В огромной луже крови, предсмертно хрипя и рыбно шевеля губами, лежала старая женщина. Она пыталась еще некоторое время что-то сказать, но, наконец, закатила глаза и замерла. В этот момент отец Арсений вытянулся, как струна, вскрикнул и рухнул подкошенной травой.
А потом? Потом три дня отец Арсений был в бреду. Ему виделись пещеры, много пещер. И в каждой его ждали, хотели что-то рассказать. И так уж не хотелось ему в них входить, что он бросался в пропасть. Но каждый раз мягко приземлялся и оказывался снова перед этими пещерами.
У его постели круглосуточно дежурили сестры. Матушка Евпраксия, полная добрушка, читала Евангелие, когда он открыл глаза. Монахиня прервала чтение, перекрестилась и тихонько спросила:
- Ну, что? Очухался, горемыка? Уж сколько раз говорили: отдыхай, отдыхай. Нет, все работаешь, да читаешь. Эти книжки-то все умные до доброго не доведут.
- Матушка, позовите отца Алексея.
- Да отдохни, три дня беспокойно лежал, уж не знали, что и думать.
- А что с … женщиной?
- Какой женщиной?
- Которая… в храме… лежала.
- Господь с тобой. Уж это тебе причудилось. Ты еще слаб. На, попей морс клюквенный.
- Нет, не почудилось мне, женщина… себя заколола.
- Успокойся. Отец Арсений, вам покой нужен. Вы все про какую-то кошку бредили. Настоятель хотел уже в больницу отправить. Да отец Алексей за вас просил.
В дверь постучали: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго по велицей милости Твоей».
- Аминь! – с надеждой произнес отец Арсений. Матушка Евпраксия сразу встала, поклонилась и, низко опустив голову, удалилась.
Вошел отец Алексей, худощавый, невысокий, с широким лбом и синими глазами, монах. Он был духовником и самым лучшим другом у Арсения. Только ему он исповедовался. Дружили они очень давно. Практически вместе они пришли в монастырь и с тех пор – не-разлей-вода. Арсений часто говорил отцу Алексею о своей мирской жизни, но в этот раз, очевидно, хотел сказать что-то особенное. Он серьезно посмотрел в глаза другу.
- Отец Алексей! Вы должны выслушать меня! Только обещайте, что выслушаете. Мне это нужно сказать, душа моя тяготится от недосказанного…
- Говорите. Я вас понимаю. Я чувствую, что мы говорим с вами последний раз.
- Да, отец Алексей. Я настолько много успел нагрешить, что не в силах быть здесь. И главный мой грех заключается в том, что все это время я носил в себе ожидание того момента, когда выйду отсюда. Я скажу вам то, что держал в себе всю жизнь, как самую страшную клятву, которую дал своей душе.
- Я думаю, что Господь простит вас. Он любит вас, просто укрыл вашу ранимую душу от бед, а теперь выпускает.
- Нет. Я давно мирской, но как оборотень ношу маску священника. Мне тяжела эта ноша, непосильно тяжела. Я страдаю. В моей жизни был один человек, которого я до сих пор не могу перестать любить. За него я молюсь каждый день. Все эти долгие тридцать лет. И он стал моим атрибутом, моей частью, моим богом… - отец Арсений приподнялся на кровати, уткнулся в плечо другу и заплакал.
- Господь простит. Говорите.
- Я не знаю, что сказать о своей жизни! Вместе со стадом Божиим я сошел с ума и лечу в пропасть, уготованную демонам. Но в этом падении я чувствую силу очищения. Сей ветер пронзает зло, сидящее внутри меня. И я благодарен не только Богу за все испытания, посланные мне. Еще есть… был… есть человек, о котором я буду помнить и молиться всегда… Что есть мы без испытаний, без унижений? Без них каждый – неуправляемая единица толпы. И в хаотическом движении этих единиц проявляется лик ядерного человека и будущего, безобразной маской закрывшего, но ненадолго, дух этого человека. Необходимо, чтобы внутри каждого тела рождалась истовая душа, преисполненная добра и сострадания. Но еще необходимо, чтобы внутри нее конечной инстанцией разложения, атомом, рождался элемент Зла. Ведь в вечном подавлении и противостоянии проявляется деятельность, а деятельность – всё! Это жизнь… Во мне что-то сломалось, какой-то невидимый механизм повел мою мысль в русло, противоположное течению общества. И я чувствую, как новый Царёв, эмбрионом безумия, начинает развитие внутри моей души. Все эти годы, изо дня в день, я думал о нем, и этот человек навсегда останется загадкой, тайной моего сознания и тайной рождения моего самосознания. Им отравлено понимание правильности мира, его законов, и временами мне кажется, что он и есть проявление Бога в современной жизни… Я проклинаю себя!
Он встал, сорвал с себя крест и положил его в руку отца Алексея. Затем как-то неестественно, по-солдатски быстро, оделся в мирскую одежду, и с полузакрытыми глазами спешно вышел из кельи.

***
Сидит на одиноком стуле отец Алексей, лежит в сырой земле Артем и Димка, гуляет ветер в старом неубранном доме, плачет у окна и ждет отца тридцатилетний инвалид Андрей Дудойкин, а жизнь проклятым временем и шумом событий пеленает новые формации на заклание регрессирующему прогрессу. И не нужно его останавливать. Пусть течет…

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

И последнее.

Когда младенец прозревает – он видит мир, за ним закрывается дорога в небытие. Путь любого человека идет к его разложению, как нравственно, так и физически. И. вздыхая, человек отправляется в это путешествие с двумя остановками. Его преследуют пороки, горе, похоть. Они прилипают к нему и тянут в свой липкий и пошло-сладкий мир. Видели ли вы этот утопающий в оргазме крик о помощи, и эти костлявые руки, разящие бумажными деньгами? Я видел. И в самых тайных своих снах мне кажутся ваши души, утопающие в зеленой гадкой булькающей жиже в которую лукавый щедро кидает Зло, войны, эпидемии, боль, ненависть, зависть, страдание, любовь … и все грехи человечества.
Алекс Сигмер

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

Стихотворение Натальи Михайловой.

Ты жизнь моя
И ты же смерть моя…
Любила.
Ты – нетерпение моё
Пощечина моя…
Забыла.
Сизифов камень
Богом брошеный…
Взяла.
Дверь в неизвестное
Быть может, там безумие?
Вошла.
Ты – крест мой здесь
Освобождение мое…
Добьюсь.
Цветок мой неживой
И путь мой неземной…
Дождусь?……………………………………..

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

вот теперь все, интересно, кто дочитал?
пишите, можно, даже нужно, в личку

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

как-то маловато для романа...может все-таки повесть?

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

Исповедь.
Прочитал - впечатлился!
Так держать товарищЪ сигмер !

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

Ripley, я просил по существу, анализатор,
хрен с тобой, повесть, хоть хоть эссе, мне интересно мнение о смсле и замечания, а не резюме и синтаксический анализ с прочей ерундой, роман - это крупная форма, она не определяется страницами, но количеством героев.
RunningInTheDarkness, спасибо. что на твой взгляд напрягает в романе???

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

сигмер, честно сказать? ничего не напрягает.... Понравилось без всяких "но"
может быть немножко пафосно.... жизнь-то ведь все таки не такая.... она может быть проще.... хотя, черт возьми, может быть и сложней!
В общем - хорошо написал!

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

СПАСИБО!!!
щяс начал новую тему, не знаю, как потяну, если интересно, то в книжной теме есть более мелкие рассказы, там же присутствует то, о чем много говорили в 1998 году, когда я опубликовал это произведение, сам поймешь, опять таки, если интересно

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

сигмер, конечно уже прочал... Да уж, а у тебя не плохо получается

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

суперспасибо

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

народ, хочу мнение???
щяс начал писатьь новое сочинение
стоит его выкидывать сюда? а то в теме книги я как ХЮЙ в рукомойнике

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

сигмер, кидай на МГК в тему литературное творчество, а то бобр достал своими стихами! или создай отдельную тему

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

ок, спасибо за совет, завтра начну своими стихами вас доставать

re:тпнбо уйзнетб "чуе зтеий юемпчеюеуфчб"

сигмер, давай! а то там только Jax и Готобобр

Lynx_Levy, дебилка

"Умеешь строить - строй, умеешь петь - пой, а не умеешь не плюй!.." Без комментариев, ребята. Кому суждено, тот поймет. сигмер, книга, которую ругают - вечна! Продолжай, кто бы что не пи@@л!))

спасибо!!!!

тут бобруйск почитал роман!!!
спасибо вам! вы один из самых прекрасных городов! спасибо денису иэ виткбска за то, что не дал умереть сигмеру! спасибо, братишка!