весм здрасте! мне предложили выпустить сборник своих резинъяций хочу услышать ваше мнение. заранее благодарен :?: :?: :?:
Жизнь замечательных клещей. Вы не поверите, но со мной постоянно происходят какие-то странные вещи. Так, буквально недавно, я подхватил самую настоящую чесотку!!! Это круто! На мне зародилась принципиально новая, по моим понятиям, цивилизация. Под кожей, на глубине всего нескольких микронов кипела жизнь, шло размножение… Это были чесоточные клещи! Мои маленькие сожители доставляли мне неописуемое удовольствие, ведь это так приятно чесаться и ласкать свою кожу. Мне это настолько нравилось, что я, недолго думая, поехал в библиотеку, взял медицинскую энциклопедию и стал рассматривать этих созданий. Вы знаете, а они даже симпатичные. Время шло, и их становилось больше. Я чувствовал себя вождем небольшой нации, ежедневно увеличивающей свою популяцию. По средним подсчетам, на мне жило около трехсот маленьких клещей. И каждую ночь, начесавшись вдоволь, я ложился спать, благословляя свою нацию на подвиги во имя меня. И, кажется, в тишине, лежа на спине, я слышал, как мой народ молится мне, благодарит меня за кровь, за жизнь, за возможность самореализоваться. Так бы продолжалось вечно, но однажды ночью, я проснулся от боли. Моя нация разбудила своего Бога. «Что случилось?» - спросил я, в надежде получить ответ от своих подопечных. – «Вы посмели разбудить Повелителя». Но клещи молча продолжали кусать меня и пить бесплатную кровь. Я рассердился и тут же намазал свое тело 20%-ной мазью бензилбензоата. Что тут поднялось. Обнаглевшие и справедливо наказанные клещи стали метаться по моему телу в поисках неотравленных мест. Но таковых не было! И тогда они взмолились, готовые принять мои условия, но я им объяснил, что в одинаковой степени ненавижу предателей и неблагодарных, поэтому своего решения не изменю. Так вот я и убил целую нацию, целый народ, целый мир, который не оценил меня правильно и принял благосклонность за слабость. Искренне надеюсь, что эта история пойдет на пользу некоторым моим недоброжелателям. Опасайтесь бензилбензоата!!!
вот еще, правда, не идиотизм уже - Караул, ваша тёща упала в бассейн с крокодилами! - Ваши крокодилы – вы и спасайте! Добрый крокодил. История эта приключилась с одним моим другом. Хотя трудно сказать, что именно с ним. Приключилась она и со мной, и со всеми, кого занесло призывным ветром в организацию, которой название – армия. Странно, но именно здесь моего бедного друга лишили права творить, думать, говорить, свободно передвигаться и отняли бы право и дышать, если б только это не мешало их планам по его использованию. Имя его было – Роман Олегов. Подразделение, где служил Ромка, было самым тихим и спокойным в полку. Командовал им лейтенант Василий Васильевич Отварной, который обладал таким ужасным человеческим пороком, как трусость. Он же, к слову, был неоднократно замечен за подглядыванием в женских раздевалках и туалетах. В целом, весьма странный гражданин, хочу сказать. Но соль в том, что, по сути, главным был не он, а старшина подразделения, который считал себя более подготовленным. Он, как Фигаро, был повсюду: и в туалете, и на работах, и командиром. Звали его Виктор Дмитриевич Брюхин. От рождения не обладая даром хорошего слова и умом, он всё делал через чужие руки, по той простой причине, что боялся общего недовольства коллектива. Обиженный от самого Начала, назначенный судьбою владеть царством трусов и маек, этот прапор принимался командовать каждый раз, когда чувствовал, что Василий Васильевич теряется. Воистину, рождённый ползать – летать не может! Это я вот к чему. У Ромки была давняя мечта: завести в подразделении рыбок, попугая и кота. По исходу срока отлётки, он и завёл всю эту живность, чем привёл в бешенство прапорщика Брюхина. Видите ли, кот спит в чистом белье, а попугай ругается. Конечно, кот ни в каком белье не спал, потому что кошки вообще животные чистоплотные, а у Брюхина, скорее всего, к этому качеству отвращение. Ругаться попугая матом научил сам Брюхин, рассуждая вслух о начальнике продовольственного склада, старшем, к тому же, прапорщике Блатном. Так вот, тот самый тихарь – Василий Васильевич Отварной и злорадный прапор Брюхин, подговорили одного сослуживца уничтожить животных. Много втирали ему о вреде присутствия в воинской части отличных от аборигенов существ. В силу потомственного недоразвития последнего, его не пришлось долго упрашивать. Своим огромными ручищами ефрейтор Скрепер удушил кота, утопил в воде разноцветного горластого попугая, а аквариум разбил, когда все ушли на обед. Ромка плакал, как маленький ребёнок, склонившись над животными, и тупо повторял одну фразу: «За что?» Стоит отметить, что у Ромки были друзья, которые не остались равнодушными к такой трагической ситуации. Они откачали кота, вернув его к полноценной жизни, высушили и привели в чувство крывшего трёхэтажным матом попугая, собрали с пола конвульсивно бившихся рыб и выходили их. За это все твари выказывали свою чрезвычайную благодарность. Но Ромка, от всего своего доброго сердца, уже разозлился и на Брюхина, и на Отварного, и на Скрепера. Друзья-приятели души не чаяли в этом душевно чистом любителе – гринписовце. А тот, как ласковый ребёнок, благодарный родителям за тепло, работал, не покладая рук за них. Полы – Рома, мусор – Рома, купить-что – Рома, пошёл-вон-болван – Рома. Всюду Рома. И, что хочу сказать, успешно справлялся он со своими и чужими обязанностями и необязанностями. Те же самые друзья, будучи много старше, по армейским меркам, учили молодого солдата уму-разуму. Но от доброты, как и от тупости часто случаются конфузы. Однажды из увольнения Ромка принёс яйцо, которое положил в самодельный инкубатор. Всё бы ничего, да только через две недели из этого яйца вылупился крокодильчик. Увидев это, Ромкины друзья пришли в ужас. Даже зная все его причуды, никто не ожидал, что брат по оружию впадёт в такую крайность. Однако, весь ужас ситуации заключался в том, что рептилия неимоверно быстро росла. Уже через неделю, крокодил не помещался в детскую ванночку, которую сердобольные соратники нашли на помойке. Поэтому Ромка, под покровом темноты, выводил крокодила в фонтан, который стоял как раз напротив штаба. Он много времени проводил с грозной зверюгой, приучил его к своим животным, да так, что когда наступало воскресенье и в части практически никого не было, они собирались и устраивали омовение крокодила. Попугай чистил ему зубы, кот вылизывал кожу, а Ромка гладил по голове и много-много ласково разговаривал. Через полгода, в обстановке строжайшей секретности, вырос двухметровый добрый крокодил по имени Гоша. Одна деталь! После той истории с удушением кота и иже с ним, Ромкины друзья поколотили-таки Брюхина. Он же стал тихо ненавидеть их. Это довело его до безумия: прапорщик закрывался у себя в каптерке и резал их фотографии на мелкие кусочки, приговаривая: «Уж я вам! Уж я-то вам!». По прошествию «прилетевших вольтов», он выходил удовлетворённый и уже спокойный. Что касаемо Василия Васильича Отварного, то и у него тоже была своя особенность. Не поверите, наверное, но этот самый лейтенант закрывался (ох, уж, эта мода – закрываться) у себя в канцелярии, облачался в женское платье, курил дурящую траву, а затем, под орущую из потрёпанного динамика классическую музыку, ходил взад-вперёд перед зеркалом, танцевал канкан, громко кричал «еху!», при этом поднимая подол и оголяя волосатую ляжку. Хрен бы с его заходами, да только однажды забыл он закрыться, и на вышеописанный шум сбежались все, кто только мог, а самые отважные решились войти. Конечно, это были наши герои, во главе с Ромкой, который, по простоте душевной, думал, что с командиром случилась беда. Широко открыв начальственную дверь, Ромкины друзья стали глумиться над своей жертвой. Отварной стоял с лицом, которое ещё было победно перекошено кульминационным моментом его монооргии. Сначала солдаты, под всеобщий смех, загнали его на шкаф, а потом, стянув оттудова, вволю отлупили по морде трусами, ободрали дорогое платье, нецензурно оскорбили, и сделали в его кабинете ужасные непристойности. Однако, Отварной никому не пожаловался. Глупо было бы… Хотел бы я себе представить офицера, который докладывает командиру части, что подчинённые избили его трусами и порвали шёлковое платье! После этого случая затих и лейтенант, и Ромка, довольный перспективой свободных действий до конца службы, стал обустраивать свой мини-питомник. Гоша, хоть и содержался по-прежнему, втайне, но всё же получил право по воскресным и субботним ночам гулять по части и купаться в фонтане. Даже если дежурный и увидит его, кто ж поверит, что в центральном регионе, да ещё и в воинской части, ходит крокодил. К тому же, Гоша был выдрессирован так, что по первому же свисту Ромки, стремглав летел в родные пенаты. Как-то по осени, полк готовился к полевому выходу, и оркестр, будучи там совершенно ненужным, не появлялся неделю. И вот однажды утром, по-моему, в пятницу, Ромка пришёл к себе в оркестр, чтобы звонким горном отдудеть подготовку к построению, как обнаружил дверь открытой. Шагами, которые не смогли разбудить даже кота, он прошёл к месту дислокации Гоши, и, о ужас! не обнаружил там его!!! Срочно связавшись с друзьями, он предельно кратко объяснил им ситуацию. До развода оставалось 15 минут, поэтому времени на раздумья не было. Когда Ромка вышел из оркестра и увидел выбегающую с диким воплем повариху, то сразу всё понял, и отважно бросился на кухню. «Гоша, Гоша, кря-кря-кря!» - звал крокодила Ромка, но рептилия не отзывалась. И тут на кухню вбежал один из Ромкиных сподвижников, взъерошенный и бледный. Он молча взял за руку Романа и повёл за собой. В маленьком полковом парке, посередине которого стоял фонтан, украшенный гербом СССР, на небольшой ажурной лестнице, радугой российского триколора изогнувшейся над этим самым фонтаном, стоял командир части, громко отдавая приказания выстроившимся перед ним офицерам управления и командирам подразделений. А в фонтане, негласно наслаждаясь обилием воды, лежал Ромкин крокодил!!! Главной задачей было не спугнуть Гошу, потому как он – существо ранимое и хрупкое, но кто ж это знает, кроме Ромки, что именно этот крокодил не кусается, и что он вообще вегетарианец. Не станет же он описывать всему этому кладезю тупости, что попугай чистит ему зубы, а кот вылизывает кожу. Ромка чувствовал себя ужасно. Но, как это всегда и бывает, ситуация несколько осложнилась. Стоявший с отчаянным лицом, полным ожидания момента, когда офицеры разойдутся, он ощутил лёгкое прикосновение. Обернулся, и в ужасе замер. На плече, дружелюбно заглядывая в лицо, сидел попугай, для которого чистка зубов по утрам у Гоши давно стала морфологическим признаком удачного дня. Не долго думая, попугай сказал: «Го-о-оша!», и легко оторвался от плеча. Волнообразно перелетев то небольшое расстояние, которое было до фонтана, попугай уселся прямо на голову отдыхающего крокодила. Белый среди всей этой утренней черноты, он естественно привлёк внимание толпы офицеров и командира. Попугай громко чирикнул и крокодил, предвкушая приятную процедуру, широко открыл пасть. Увидав под собой крокодила, реального до такого безумия, как утренняя жена, полковник перегнулся через перила и уставился на этот тандем. Попугай, не обращая совершенно никакого внимания на собрание, приступил к своим обязанностям. После звуков ненастроенной государственной меди, в исполнении ненастроенных государственных служащих, его уже ничего не пугало. Полковник же, напротив, ужасно покраснел и заорал во всё своё трёхзвёздочное горло: «Вон!». Поскользнулся и упал прямо в открытую пасть крокодила… Вошёл легко, на высший балл, я бы сказал, без единого всплеска. Несколько секунд остолбеневшей тишины нарушил по-бабски истошный вопль лейтенанта Отварного: «Съе-е-ели!!!» Что тут поднялось! Взводы стали срочно менять дислокацию, завыли сирены, кругом началась хаотическая движуха, по части посекундно туда-сюда ездили штабные машины, стали развёртываться радиостанции. Командиры подразделений орали указания о перемещении. Прозвучала даже команда: «Орудие к бою!» Ромка понял, что сходит с ума. Не сговариваясь, он с товарищем, который тоже был близок к отъезду крыши, бросился к фонтану, ударил попугая, наступил ногой на язык Гоши и, с помощью рук и крокодильей отрыжки, высвободил полковника из неволи! Взбудоражено озираясь по сторонам, в фуражке со свисающими остатками пищи, стоя по щиколотку в воде, командир завопил, перекрывая весь шум полка: «Прекратить!!!». И уже в наступившей тишине, подошёл к Ромке, понимающе подёргал головой, положил руку на плечо и тихо, но твёрдо сказал: «Молодец!». *** Крокодила приговорили к расстрелу, но Ромка сказал, что он этого не допустит, и попросил полковника отдать Гошу в зоопарк. Он сначала не хотел, но раз уж Ромка стал его спасителем, то сжалился над зверем, и вскоре смертельно опасное животное наслаждалось громадным аквариумом с камнями и жабами. Самому герою полка, под зубовный скрип Брюхина и Отварного, вручили грамоту, премию, звание старшины и внеочередной отпуск. Также, под страхом увольнения из рядов армии, настрого запретили гнобить Ромкиных зверей. А зря… Кот обнаглел, и мог валяться на плацу даже во время разводов, попугай обленился, стал воровать у солдат пищу и принадлежности. А рыбы… вот только рыбы остались верны своему хозяину в полной мере. Может быть, потому что ничего не видели, ничего не слышали, и ничего их больше не интересовало, кроме кормёжки и стенок своего аквариума, за которым с любовью и сердцем ухаживал старший по аквариумам полка ефрейтор Скрепер. А.С. 1996-2006.
Re: re:ALEX SIGMER Ну, блин, рассмешил, спасибо! Автор, мажься ещё бензилбензоатом! С нетерпением ждём рассказов про аскарид и лобковых вшей!
«Кладбищенской малины на свете слаще нет…» М. Цветаева Дорога в сны. Не горе, не горе, излитое судьбою, тяготит сознание; не ветер, подвывающий из-за снежного бугра, страшными глазами пугает тебя; не метель и бескрайность душащего полёта невысоко над землёй серой мокрой декабрьской ночью опустошает мысль, насаживая наместо неё самое ужасное наказание, посланное с того света через мозг в мир людей – Одиночество. Опасный враг, влияющий через подсознание на восприятие окружающего мира и на события, он предупреждает о том, что несёт собою информационно. Проникая и, внутри, возбуждая самые укромные уголки наших страхов и боязней, он нацелено и верно попадает в сердце, а мы, такие ничтожные исполнители, осведомленные об условиях и обстоятельствах дальнейшей жизни, лишь скромно ждем приговора, надеясь на то, что все это окажется просто ерундой, ищем доказательства этому. Народ очень метко назвал его – коротко, строго и загадочно… но сам отошел туда, откуда Он приходит к нам каждую ночь, заставляя трезвое дневное сознание трепетать при мысли о том, что предсказанное сбудется. Это… Сон. Все деяния преступников, описанные в их дневниках, напрямую связаны с этим явлением. В убийстве они видели свое призвание, по-своему расшифровывая послания свыше. Как ни страшна констатация, но все они действительно были киллерами по призванию. То же и с гениями. Все их работы – это подсказка высших сил, проникших к нам; это дар. Но все выдающиеся, в мировом масштабе, люди были одиноки, либо не любили людей. О, нет, не общество отрезало их от себя, а они, ощутив всю безмозглость толпы и беспомощность индивидуумов, оградили своё сознание от мусора, мешающего общению человека с чарующим миром посредством отдыха. Но сны безжалостны, они не знают пьянящей силы своей и поэтому так просто забирают заблудших рыб в сети. Фантазия, как наркотик, не даёт оторваться от необъятности понятий, существующих в мире. И чарует, и забавляет то, что ты, повелитель своего мира, не уходя за пределы жилища, являешься тайным повелителем других умов и судеб. *** Я проводил Анну домой, посадил на автобус и пришел в свою обитель. На дворе был довольно слякотный декабрь. Я вышел прогуляться. Рядом была брошенная стройка и помойка, от которой пахло затушенным огнем. Смеркалось, из серых плит вылезли мальчишки и бросились наутёк, проваливаясь в мокрый снег по колено, за ними вылез мужик, в какой-то безумной шапке, с дубиной, и стал орать. «Обьё!!!» - надорвано-истошно летело из трущоб. Голос был хриплый и страшный. Я постоял возле помойки, обошёл её и подвинулся чуть-чуть ближе к стройке, в голые невысокие деревья. Мужик прошел, ругаясь и оступаясь в снегу, мимо меня с каким-то невысоким парнем, видимо, помощником. Они вставляли в снег красные таблички с надписью: «Хождение по стройке категорически запрещено!» Что за чушь? Я вышел на дорогу, которая вела на главную трассу, что недалеко от моего дома, метрах в ста. Ругаясь про себя на напрасно потраченные силы для продолжения скользкого подъёма, я, наконец, дошёл до проезжей части, где свернул на параллельно идущую дорожку. Сунув руки в карман шортов, я с наслаждением вдохнул вечерний летний запах пыльных кустарников. Как уютно летом на улице, и совсем неодиноко. Но тут, через двор, я услышал, как зазвонил мой домашний телефон. Внутри всё содрогнулось и я, прервав прогулку, пересёк целый двор, чтобы дальнейшие звонки не разбудили маму. Но она уже сняла трубку и, сидя на скамейке, разговаривала. По разговору мне стало понятно, что с кем-то случилось непредвиденное и страшное. Мысли об Анне стали тревожить меня. И тут мама даёт мне трубку: - Олег, ничего страшного, она дорогу переходила… на, поговори… ничего… она уже в больнице Склифосовского. Меня обдала волна жара. Она прокатилась по спине и посадила внутри страх, а руки самопроизвольно взяли аппарат: - Да. - Олег, ты только не переживай, - говорил громкий пластмассовый женский телефонный голос,- всё нормально, понимаешь, она дорогу переходила. - И что? – мой голос слабел, а глаза не двигались. - Ну... и… машина, белая… но ты успокойся… - Насмерть - Да, сбила, но ты успокойся. Голос ещё что-то говорил, но я подошёл к двери в подъезд и сел на асфальт, облокотившись спиной о холодное железо. И вдруг, неимоверно сильный, перекрывающий слух и дыхание, крик вырвался из меня, а потерявшие дар осязать любимого человека руки схватили голову. Мама встала, и от испуга прикрыла рот руками, боязливо отступив. *** Анна была прикрыта кружевной и расписной парчой свежего цвета. Мне не показывали её лицо, оно было раздавлено, но через материю выступал овал её красивой головы, а сознание дорисовывало милые черты. *** Везде продавали хлеб. И я хотел его купить. Шок ещё не прошел, мои ноги передвигались медленно и привели меня к перпендикулярно стоявшим торговым рядам. Продавцы – пожилые женщины в платках, они продавали белые хлеба, и только один пожилой мужик, с фиксами, торговал чёрным кирпичным. Тесто было неестественно темное, будто бы кекс с какао. Я отломал себе не пробу кусочек хлеба и вкусил. Только сюда была очередь. Я отстоял её и, положив в сетку две буханки, совершенно неожиданно для себя, обратился к мужику: - Моя Анька, её сбила белая машина, она умерла, я её любил!!! Я так любил мою Аньку! Если бы вы знали, как я любил мою Аньку! Рыдания душили меня, было тяжело и безвыходно. Блуждание продолжалось и, наконец, я увидел отдельно стоявшую бабку, она продавала такие же белые булки, только они товарно висели на стене, обёрнутые в полиэтилен. Стена полуразрушенного дома была, если так можно выразиться, сухая, в моральном понимании этого слова. Без спроса, я проверил булку на свежесть. «Свежая!» - пронеслось в голове. «А если во сне хлеб белый, значит, покойник тебя хорошо вспоминает. Но, я сплю? Или - нет». О, моя Анька. Это она вспоминает. Нет, но если я не сплю, то хлеб ничего не значит, а если сплю, то никто не умирал. Неразбериха! Кажется – это реальность. И слёзы залили мою макушку растекающимся потоком равномерных волн. То ли бледен я слишком был, но старуха как-то стала нервно переступать с ноги на ногу и поглядывать на меня. - Почём ваш хлеб? - Сколько брать будете? - Одну, пожалуйста. Старуха прошла вовнутрь разрушенного помещения и стала поправлять свои колготки, по-бабски задрав юбку, и тут, слева от меня, неожиданно высунулась участливая рожа, укрытая чёрными волосами: - Ты её любил? - Я...? да. - Ну, хорошо, тогда бери хлеб. Как страшно и чётко отозвалось последнее слово в моей голове. Но тут старуха подала мне долгожданную витушку. Какое-то неприятное ощущение осталось у меня где-то в сердце. Оно ныло. И скоро стал рассвет…
вот еще Эгоист. Сейчас я отживший свое человек, непонятый вовремя. Поэтому и пишу, пишу, потому что мозг виновника загубленной жизни моей давно истлел и унес подробности моего горя и переживаний, в которые был посвящен. Он был красив и молод; как это ни банально, но в этом возрасте все красивы. Есть, конечно, законченные уроды, которых не исправит даже тысяча пластических операций. Но речь не о них, а о том, кто стал моей частью, и на том свете дет меня, чтобы протянуть свою руку. Я навещал его могилку каждую неделю в течение последних семи лет. Ужасно и страшно – я старею, а он остается таким же маленьким и смотрит на меня из овала своей фотографии овалом своего лица. Чем дальше от того дня мои годы, тем ближе я к маленькому мужчине, чье сердце навеки упокоилось с любовью внутри. Я любил его всей своей плотью и душой. До тех пор, пока не увидел это тельце, лежащее в неестественной позе на асфальте. Нет, любовь не кончилась, просто дальше была вечная пустота… Как всегда, много народу, истошные крики какой-то дуры, все мигает, и до сознания долетают сигналы, да эти самые крики. А вообще – тишина и я бледный. *** Не знаю, как началось все это, но, кажется, все случилось из-за моей машины. Это был довольно ухоженный Chevrolet. Я всегда ставил его возле набережной и периодически выглядывал в окно. До сих пор сохранилась эта дурацкая привычка – попусту выглядывать в окно, даже если там стоят мои грабли. Все равно, нужно посмотреть, а вдруг ушли? Машина давно сменилась, чтобы не напоминать о прошлом. А гордый десятый этаж перелился в двухэтажный дом. Его однажды привел ко мне сосед снизу. Крепкий, но тупой мужик в очках и в вечной синей клетчатой рубашке. Он тоже ставил свою машину на набережной и всегда поднимал панику понапрасну. Стоило какой-нибудь местной шпане пробежаться рядом с его авто, он, недолго думая, хватал газовый пистолет и стремглав несся к лифту. Честно говоря, я всегда его считал придурком, а посему не сильно удивился, увидев этого гражданина на пороге своего жилища с «добычей». Сергей Владимирович стоял с остервеневшим лицом, красный и часто дышал. По все видимости, ему пришлось немного побегать. Помню, в этот момент я усмехнулся над ним: «Уссаться, хорошо, да мало!» - Вот, сука такая, посмотри, Сергей, на этого засранца! – обратился он ко мне, держа за капюшон жертву. - Что он сделал? – спросил я как можно холоднее. - Рисовал аэрозолью на твоей машине! – с этими словами он втолкнул за шею маленького человека ко мне! в квартиру, - Извини, Сергей, я спешу, - сказал он и добавил, - понарожали уродов, душить надо было. Я закрыл дверь и, взглянув на паренька, нашел, что «урод» не так уж безобразен, напротив, рожица была смазливенькая и симпатичная. Русые волосы, черные брови, синие, немного лукавые глаза, маленький ротик и смугловатая кожа. Одет был он действительно, как чудо: в обычные джинсы, неоднократно заштопанные, но, правда, чистые, в синюю рубашку с большими белыми квадратами. Только сейчас я стал понимать, как же это все было верно подобрано им. Погода стояла обычная для этого города, был август месяц, а небо было серое, и шел уже неделю дождь. Друзей у меня в этом городе не было, хотя жил я тут уже пять с лишним лет. Деньги водились, но мне не с кем было повеселиться, и я развлекал себя сам, как мог. С людьми мне не хотелось общаться, они тупые и злые от этой своей тупости. Не все, но в большинстве… Это же происшествие внесло некоторое разнообразие в мою жизнь. Будучи от природы любителем получить удовольствие от чужого страха, я, конечно, не примянул воспользоваться этим удобным случаем. На работе я занимал руководящий пост и всегда показывал свое превосходство. За это меня никто и не любил. - Ну, что, молодой человек, будем делать? – спросил я, придавая угрожающее спокойствие голосу. Молодой человек молчал. Я повторил свой вопрос, добавив: «Я жду объяснений». - Может быть, вас отвести в милицию? Так пойдемте, если вы не хотите отвечать. Там заставят, - я твердо взял его за локоть и открыл дверь. Он высвободил руку и виновато отошел в противоположную двери сторону. - Не надо в милицию, - вымолвил мальчик, и в этот момент я заметил, что взгляд у него недовольно-виноватый. Такой бывает у подростков, когда они пытаются вылезти из автобуса бесплатно, а их хватают и держат. - Тогда давайте подумаем, как вы будете расплачиваться со мной? – я прикрыл дверь. Конечно же, мне совершенно не нужны были деньги, да я и сразу понял, что у этого мальчика никогда не хватило бы на новую покраску машины, я просто хотел продлить общение. - У меня нет денег. - А как же быть? - Я могу отмыть. - Чем, ацетоном?! Вы смеетесь! Вы испортите мне всю краску! Он стал похож на волчонка, промокшего и еще не умеющего кусаться. Мы молчали, но с моей стороны это было давление, а ему некуда было деться. Пауза затянулась. И только тут я заметил, что он плачет, тихо, беззвучно. Волосы закрывали лицо. Я подошел и поднял его низко опущенную голову за подбородок. Он посмотрел на меня и просто кристальные слезы, наполнявшие детского раскаяния глаза, мгновенно свели меня с ума. Они казались неестественно синими. Боже, передо мной стоял маленький мужчина, чужой, со своей жизнью, со своим маленьким горем, и молчанием отстаивал свое право на жизнь, на место в этом мире, достойное место, на существование. Для меня это была игра, а для него – испытание, барьер. Бессильный в данной ситуации, он предпочел робкие слезы громкому унижению. Я вытер эти слезы. И мысль моя уже не ловила то животное удовлетворение от пресыщения чужим страхом, а, напротив, искала путь, чтобы вырваться из этой ситуации; кажется, на минуту, лишь, я стал им, а лицо мое – задумчивым и немного встревоженным. Бедный мальчик! Он стоял, как собака; да, да, именно; которая прожила жизнь, родила и вскормила не одно поколение, и сейчас глупо попалась. И вот она стоит, загнана в угол, знает, что ее убьют, смотрит в глаза убийце, но весь ее вид источает гордый страх. Она не падает, не бьется в истерике, не ложится безразлично на землю. Нет! Я стряхнул с себя эти мысли, заставив отрезветь мозг, но неожиданно почувствовал себя виноватым во всем. Во всех его несчастьях. - Раздевайся! – сказал я и поймал себя на мысли, что сам хочу этого, безумно, неудержимо, - проходи. Он немного замялся, бросил взгляд, и стал снимать кеды. Мальчик был голоден. Я накормил его и, как это всегда случается, за чашкой чая, поговорил. Андрею было 14, а он уже знал, что такое сигареты и дешевое вино. Сейчас, правда, уже не приходится удивляться подобным вещам. Время отбирает только сильных особей, безжалостно выбрасывая не выдержавший испытания живой материал. А он шевелится, вылазит из ямы с помоями и старается выжить. Бессильно-обидно за такую действительность и похабное равнодушие богатых созерцателей социального развала! *** Время шло. Андрей приходил ко мне почти каждый день, и я поил его чаем с конфетами, водил в театр, баловал и много-много разговаривал. Он пил по-детски, залезая верхней губой в чашку, не отрывая ее от стола, а лишь немного наклоняя рукой. Своим присутствием он вносил какое-то неповторимое и невосполнимое разнообразие в мою скучную жизнь. Иногда я давал ему деньги. Семья Андрея была из тех, где гора неухоженных и грязных детей, вечно пьяные родители, дома только жабы, разве что, не водились. Говно, простите, лежит, чуть ли не на кроватях, а туалет загажен в три слоя. Маленький мужчина отдыхал в моей квартире, а вечером шел в свой маленький ад. Я желал, чтобы он просто сидел рядом. Может быть это оттого, что детей у меня не было, и жены, да и не могло быть их! Я учил Андрея тому, что умел сам, делился знаниями по своей профессии, объяснял жизненные, но непонятные ему вещи. Я приручил человека, а он был мне благодарен. *** Так прошло полтора года и мне пришлось уехать на неопределенное время по делам фирмы, в соседний город. Каждый день я просыпался с надеждой на скорейшее завершение работы и возвращение. Через 5 месяцев стало ясно, что филиал закроют, а это было очень плохо, так что я приехал в ужасном расположении духа и три дня не выходил из дома. Холод и квартира, в которой я после приезда ни разу не включил свет, а также серый, отягчающий душу дождь, сделали свое дело. Дверь была не заперта, а Андрей все не приходил. В тот вечер я вышел прогуляться, а когда вернулся, то не стал раздеваться, а уставился на дождь из окна. Не могу сказать, сколько я простоял, но очнулся оттого, что его маленькие ручки обняли меня. Я повернулся. Андрей стоял и снизу глядел на меня своими красивыми томными глазами. Он понимал, что мне плохо. Что произошло со мной в этот момент, не имею ни малейшего понятия. Нахлынул какой-то внутренний поток, ураган, безумие, творящее беспредел, порождающее порыв, который связал меня с маленьким мужчиной невидимой нитью одного и того же чувства. Я купался в каком-то океане, где каждая волна согревала, заставляя содрогаться от ощущения колоссальных масштабов понятия объема души. Он был «за». Все кончилось так, как и должно было кончиться. Ворвались его родители и все, что я помню, это свет, какой-то особенно яркий, открывающий наготу человека. Они уводили Андрея, а он безразлично продвигался за ними, но смотрел на меня, уворачиваясь от попыток закрыть ему глаза. Он был в шоке, но в его ушах, равно, как и в моих, еще шумел этот океан. Слишком уж неожиданно все это случилось… *** Наказания я избежал, благодаря хорошим связям и не менее хорошим деньгам. Эти же люди посоветовали мне уехать. Навсегда. Я выбрал Свердловск, погрузился в свой бизнес и очень преуспел в нем. Андрею я ничего не сказал, моя память и так подвергалась неоднократным попыткам забыть о нем. В ход шел алкоголь, спорт и даже наркотики. Но мой маленький мужчина был сильнее всего этого, вместе взятого. А через год пришло письмо, без обратного адреса, но лишь только я взял в руки этот конверт, меня затрясло. «Зачем, зачем ты это сделал?» - я разрывал бумагу, мои пальцы судорожно выхватывали исписанный лист. «Здравствуй, Сергей! Я долго искал твой адрес, чтобы написать и иметь возможность попрощаться с тобой. Его дали мне одни твои знакомые, на которых я вышел. Поверь мне, я не хочу никому причинять боль, а тем более тебе. Я не мог без тебя, я приходил к твоим дверям каждый день и сидел, ожидая, что ты выйдешь из лифта. Однажды, когда ты был в том долгом отъезде. Родители выследили меня и устроили мне скандал. Долго орали. Я молчал, и мне было все равно, что они несут. Я думал о тебе. В суд подал не я, а эти идиоты, я даже не знал об этом. Я знал, что когда-нибудь это произойдет, и не боялся, совершенно. И не жалею. Я пошел бы за тобой куда угодно, хоть обратно в ту жизнь, из которой ты вытащил меня. Я плачу, ты разучил меня стесняться. Я терплю, ты научил меня терпеть. Ужасно не хочется уходить, но я один бессилен перед толпой дураков. Прости меня, пожалуйста. Андрей». Я взглянул на дату; «Боже, вчерашнее число»; не помня себя, вскочил и взял такси. Ближайшая электричка уходила через 20 минут. До Города было четыре часа езды. Никогда еще не испытывал такое ужасное желание перелететь расстояние или заставить машину ехать быстрее. Детство какое-то! Каждое дерево несло меня туда, где мне было предначертано обрести вечное горе. Город встретил меня тяжелым небом и мелким дождем, впрочем, обычным. С вокзала я летел на машине, водитель которой был с какой-то мультипликационной внешностью. Прямо-таки кукольные глазки на плоском лице и губы в одну линию. Не знаю, почему он мне так запомнился, может, из-за того, что он бросил фразу: «Куда спешить? Спешить незачем, все равно счастье перед самым носом уходит. Еще бы чуть – чуть и догнал бы, ан – нет!» *** Когда я увидал толпу на проезжей части, язык мой отнялся. Машина остановилась и через стекло мне видна была верхняя часть кабины грузовика. Я вышел и стал неуверенно продвигаться, мозг отсеял истошные крики какой-то дуры, а затем и все остальные, кроме шума деревьев парка, где однажды я объяснял Андрею музыку. Его маленькие ручки лежали на асфальте, нежно касаясь намокающей грязи, а розовые ноготочки были немного испачканы, что лишь подчеркивало их красоту. Я закрыл глаза, и только в этот момент понял, как сходят с ума от горя, от безумного желания соединиться с человеком и невозможности исполнения этого. Горе, горе, залившее слезами весь мой мозг, очерн6ившее все годы, заставило закрыть рот руками. *** Андрей лежал в гробу; такой маленький. Он был рядом, но отказало в работе его маленькое, видавшее многое, отважное сердце, заставив лежать неподвижно его тельце, его ручки, его красивую голову. Бледное личико около ушей портили два шва, и, хотя, их не было-то видно невооруженным взглядом, они резали меня. Сколько я просидел, мысленно разговаривая с этой куклой, не знаю. Очнулся я лишь тогда, когда его мать хотела подойти и что-то поправить. Меня переклинило. Я ударил ее по руке и встал: «Прочь! Уйдите и не прикасайтесь к нему. Вы не имеете на это права! - я почти шипел, - грязные существа, обрекшие целого человека на пожизненное мучение. Он не мог противостоять вам, потому что не видел другой жизни. Я показал ему эту жизнь, и он выбрал. Выбрал уже зрело, осознавая, что и зачем! Но… умер! Пойми это, пропившая свой ум идиотка, пустоголовая самка, сучка; твое потомство ожидает то же, что и тебя!» - я выговаривал каждое слово. Меня трясло, лицо стало белым, а глаза источали старушью злость, когда сухие руки грозятся, да только бестолково. Неожиданно для себя я бросился к Андрею и стал целовать его руки, щеки, лоб, и, на мгновение, мне показалось, что он, быстро взглянув на меня и лукаво улыбнувшись, снова принял серьезный вид. В этот самый момент его мать закричала и стала звать на помощь мужа. Вдвоем, они оторвали меня от Андрея и усадили на диван… *** Сейчас я отживший свое человек, и, кто знает, может быть в смертный час никто не подойдет ко мне, чтобы сказать напутствие на тот свет. Туда, откуда мы созерцаем самих себя, да только исправить не можем. Боюсь ли я смерти? Нет, боязнь дает разум, а я никогда не задумывался, чтобы я сделал из Андрея, ведь это же другой организм и другое понимание; и кому было бы больнее, если бы не было этой яркой вспышки и быстрого ее исчезновения. Недавно я приехал в Город. На удивление стояла хорошая погода; наверное, плохую я увез с собой еще в тот раз. Был упоенный зноем август. Он грел меня, а мой маленький мужчина лежал укрытый землей уже двадцать лет. С трудом я нашел его могилку, очень уж много новых. Она сильно заросла ровной высокой травой. Как обидно, что люди расстаются навечно и не могут увидеть друг друга потом… «Заброшено вокруг все, заросло. Давно не приходили, да? Ты не обижайся на меня и на них, семья – то твоя сгорела, я узнавал, еще в прошлом году. Теперь у тебя здесь только я. А их могилы я не нашел, да и хоронили ли вообще? Я вот работаю, как и раньше, только деньги тратить не на кого. Сюда не могу приезжать, извини, сильно уж далеко. Сегодня тебе могилку расчистят и будут присматривать за ней. На-ка, выпей! Ничего скоро 18, можно уже, да и кто увидит. Разве, что Бог. Все эти годы я думал лишь о тебе. Пока я хожу под Солнцем, ты всегда со мной, в сердце…» До самого заката я сидел и о чем - то говорил, не то с воздухом, не то с камнем, и не верил, что все было двадцать лет назад. Лишь грустные поблекшие цифры напоминали мне об этом, а с фотографии смотрел на меня мой маленький мужчина. Он лукаво улыбался и показывал большой палец, что означало: «Всё отлично!» «Конечно, отлично! Ведь я скоро». Лес шумел, а к вечеру пошел мелкий дождь. A. S. 24–27.05.98
во-первых, не про пидоров, а про любовь. просто, тогда, в 1998 году,я решил обратить внимание общества на то, что гомосексуализм, как явление, имеет место в нашей жизни. и что этому, пусть даже и пороку, тоже присуще нечто, связанное с чувством. да, очень резко для нашего общества, привыкшего резвиться под угарный дэнс и траву, но в каждом человеке, в его судьбе есть трагедия, глубоким щрамом лежащая на душе, просто многие боятся признать эту проблему, ведь признать ее, значит признать возможность провала всей жизни, а на это не способен ни один человек. не стоит понимать буквально этот рассказ, а то я разочаруюсь в жизни но я пытался донести до читателя путем стресса то, что врага не нужно ожидать и готовиться к его нападению снаружи, самый страшеый и беспощадный враг, асегда приходит изнутри. это любовь. надеюсь, что вы посмотрите на этот рассказ немного по-другому
тот, кто сильнее всего нападает на тот или иной грех, сам более всех склонен к нему (НИЦШЕ) любовь - это болезненное самолюбие, плод воображений, прослывший в мозгах любей много лет назад, когда цивилизация давала достаточно досуга для романтического бреда
сигмер, дурак ты сигмер просто напросто))) болезненное самолюбие у тебя, поверь со стороны видней а по поводу плода воображения...удачи, пиши про пидоров и жди такой же любви))))
раз дурак, то закон не писан мне. спорить с тобой не буду вот.... Послание к смолянам несвятого апостола Алекса Сигмера. Глава 1. 1. Откровение Культуры, которое дал Ей Бог, чтобы показать рабам Своим, чему надлежит быть вскоре. И Она показала, послав оное через Ангела Своего рабу Своему Алексу. 2. Блажен читающий и слушающий слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем; ибо время близко. 3. Я был в духе в день воскресный и слышал позади себя голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь Альфа и Омега, первый и последний. 4. И обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и, обратившись, увидел шесть чаш бутафорских, с бурлящей жижею. 5. И посреди чаш увидел старца о трех головах, подобного Сыну Человеческому, облаченного в рубаху дряхлую и шаровары плисовые, со звездой на плече одном и змеёй на плече другом. 6. Уста же двух были измазаны мёдом, а третья голова женская и уста её измазаны калом и нечистотами земными. 7. И первой голове имя Победитель; и второй голове имя Владелец Мира; и третьей, женской голове имя Морская. 8. Имеющий глицин, да примет; Здесь истина сокрыта от глаз и сердец неверных, нечистых и хордовых. 9. Увидевши это, я пал на колени и вопрошал: Как войти в Царствие Твоё? И как Тебе имя? 10. И Он отвечал: Имя Мне Ненужность, а чтобы войти ко Мне в Царствие, надень маску сию и тогда войдёшь ко Мне, и Я покажу, что грядет скоро. 11. И дал Он мне маску бумажную, неумело заделанную под золото. И была она с кривой ухмылкою и глазами льстивыми. И как одел я маску, так вошел в двери; и очутился пред престолом Его. Глава 2. 1. И ослеп и оглох я на секунду, а как вернулись чувства ко мне, увидел я престол Его, а вокруг престола бесчисленное количество молодых гиен, смотрящих льстиво и жаждущих объедки из рук Его. 2. Первая голова, которой имя Победитель была безмолвна и безъязыка, с черными волосами, с мясистыми щеками. И хоть была она молчалива, лице её говорило «Нет!» жестами всем просящим страждущим. И лишь каждый 666 раз говорила она «Да!» И была она самая главная. 3. Вторая голова была белая, как волна; волосы белы, как снег; и очи – как камень отёсанный, тупы и бесполезны. Не слышала она правым ухом правды, но лишь левым ложь и лесть. 4. И внимала лжи и лести, так как сама была ложь и лесть пред Первой Главой 5. Третья голова, женская, имя которой Морская, имела сущность двуликую. То, становясь душевно травою летнею зелёною, то холодом лютым и пустым. И рот её смердел нечистотами, и язык змеиный чуял ошибки чужие, и глаз её вострый искал подвоха, кого бы изгадить своей нечистотой непреходящей. 6. И правая рука Его была, как плеть и висела беспомощно, а левая рука держала голову ясную и от покрова всякого чистую. Голова та умная скрывала за любезностью слабость свою и в слабости всех уравнивала. 7. О смелых же говорила тихо, или не говорила вообще. Глава 3. 1. Имеющий водку, да жахнет. Ибо сказанное дальше неподвластно рассудку трезвому. Ибо время близко. 2. И было пред троном место для ковра, на котором стоял тот, чьё имя произошло от великой, но павшей империи. И сам он, великий, но павший, пропускал к престолу Его гиен избранных и вечные сущности. И держал в руках своих ложь и цемент. 3. Всем проходившим чрез него к престолу Его, он вкладывал в уши ложь и закрывал её цементом, а сердце гиен и сущностей мазал мёдом искусственным. 4. И сущности раз в год кланялись престолу Его, и брали гусли звонкие и пели: Сидящему на престоле благословение и честь и слава, и держава во веки веков. И убоялись оные имя Его произнести. 5. Гиены же скулили, не могши произнести хвалу, ибо языки их ещё малы и неопытны и пред ними море непознанное. 6. А сущности вечные стояли в море пред престолом Его и были многократно помазаны имеющим искажённое имя великой, но падшей империи, стоящим пред престолом Его. 7. И сущностей было семь: Сокрытые Собаки, Покорившие Небеса, Связующие Дороги, Трубящие Небылицы, Случайное Несчастье, Престижная Революция, и последняя по имени Веселье Приправы. 8. И видел я в деснице у сидящего книгу, написанную изнутри и отвие, закрытую множеством печатей. 9. И видел я семь демонов, вопрошающих громогласно: кто достоин раскрыть книгу сию и снять печати её? 10. И никого не нашлось такого. И я много радовался, что нет таких, достойных раскрыть книгу сию. 11. И одна из сущностей сказала мне: не радуйся, ибо вот червь иноземный грядет сюда и достоин снять печати. 12. И увидел я червя иноземного на блюде золотом с бриллиантами. Извивался червь, жирный и упитанный в удовольствии своем. Глава 4. 1. Имеющий косяк, да дунет. Ибо написанное далее невозможно уразуметь нормальному. Се время грядет. 2. Поднесли книгу червю иноземному. И возвеличился червь, и махом своих концов разом сорвал все печати и забился в конвульсиях удовольствия. 3. И вышли на небеса семь демонов. И я сорвал маску и бросился на землю, спасать молодое растущее. И уберег оное в пещере теплой и удаленной. Встал же оттуда и увидел ужасное. 4. И я видел семь демонов, которые стояли пред Ненужностью; и дано им было семь гитар и меж ними чаши с жижею 5. Первый демон взял квинту; и сделались реки вином и пивом и водкою, и на месте клумб явились бары и пабы, и в них умерла часть музыкантов, та, что хорошая. 6. Второй демон взял квинту; И сделалась гора, и упала в море, и волной великой сгладила извилины юным. И не возжелали юные учиться, а решили, что готовы они показать себя. И погибла духовно часть музыкантов, та, что хорошая. 7. Третий демон взял квинту; И упала с неба звезда. И дрались за звезду многие музыканты. И покуда дрались, отверзлись их уста и вылезли языки их, уподобившись червям для угождения Его, сидящего на престоле. И погибла морально часть музыкантов, та, что хорошая. 8. Четвертый демон взял квинту; и пала с плеч одна из голов сидящего на престоле, та, что женская; и, упав, разбилась на тьму тысячную букв ложных и отвратных. И не захотела продолжения музыки, отвратившись от показанной грязи, часть музыкантов, та, что хорошая. А имя упавшей голове – пресса. 9. Пятый демон взял квинту; И отверзлась бездна, и вышли оттуда бюрократы, чиновники, политики и прочая нечисть. И дано им было мучить Молодость вечно. Выросли тут же стены вокруг начальств высокие и прочные, и не смогли отворить их даже языки подхалимские. И умерла в зародыше часть музыкантов, та, что хорошая. 10. Одно горе прошло, вот идут за ним ещё два горя. 11. Шестый демон взял квинту, и опрокинулись от престола Его чаши с жижею на град Смоленский; и вылились на место, увенчанное рогами и львами. И дано ему название Блонье. И сделался великий слух, и сплетни, и пустословие, и пьянство, и клевета, и безделие. И умерла от этого нравственно часть музыкантов, та, что хорошая. Глава 5. 1. И видел я другого демона, седьмого. И не стал он брать квинту, а лишь поломал гитару, отделив гриф от корпуса. Отделивши, низверг корпус на землю. А гриф приказал мне съесть, говоря: Горек он будет в устах твоих, но во чреве твоем сладок, и познаешь ты новую истину и новых музыкантов, если отыщешь корпус. 2. И я, убоявшись демона, съел гриф, и искал корпус три десятка лет. И нашедши, соединил их. 3. Имеющий проблемы, да нарвется. И не к славе своей вящей говорю слова, ниспосланные мне свыше, но чутким и неумервщленным сердцам, истинно говорю, бойтесь лукавить пред собою и пред дураками, сулящими золотые горы, ибо горы эти покрыты золотой, но дешевой бумагой, а суть есть камни безмолвные. 4. И да прибудет с Вами благомыслие и благоделие, Бог и я, Алекс во Христе, и Сигмер в народе. Аминь!
<a href='http://forum.smolensk.ws/viewtopic.php?p=265549#265549' target='_blank'>http://forum.smolensk.ws/viewtopic.php?p=265549#265549</a>
Сигмер Про лябоффь - супер! Только не хватает постельной сцены. И концовку не надо было столь мрачную мутить. Уж больно по-киношному, так в жизни не бывает. А так - прочитано на одном дыхании. Покруче Кинга, которого я щас на работе мучаю. Действительно мучаю, бо не пре.
Очень понравилось произведение Эгоист. Только печально все закончилось как-то. А кто из них эгоистом оказался?
2Ферзь, ну, вот я и ставил вопрос, чтобы каждый сам сделал для себя выводы и решил, где негатив, а где положительные стороны 2Гость, спасибо, но на мой взгляд, постельная сцена и стала бы не только киношной, но и опошлила бы произведение. здесь о чувствах, а не о шахматной доске к сожалению, рассказ этот написан 8 лет назад, и тогда я немного смотрел на жизнь по-другому. но лишь немного. смерть мальчика - символ надежд, которые заставляют верить, но которые сильнее всех бьют нас по старым ранам ожиданий и пережтваниям юности.
sigmer, "Послание к смолянам несвятого апостола Алекса Сигмера. " это ты у лавея НЕМНОГО передрал на совр. лад, а? )) а вообще, пиши есчо)